Злые божества славян и славянские боги

Обзор славянской мифологии

Славянская мифология – совокупность мифологических представлений древних славян (праславян) времени их единства (до кон. 1-го тыс. н. э.).

По мере расселения славян с праславянской территории (между Вислой и Днепром, прежде всего из области Карпат)
по Центральной и Восточной Европе от Эльбы (Лабы) до Днепра и от южных берегов Балтийского моря до севера Балканского полуострова
происходила дифференциация С. м. и обособление локальных вариантов, долго сохранявших основные характеристики общеславянской мифологии.
Таковы мифология балтийских славян (западнославянские племена северной части междуречья Эльбы и Одера)
и мифология восточных славян (племенные центры – Киев и Новгород).
Можно предполагать существование и других вариантов (в частности, южнославянских на Балканах
и западнославянских в польско-чешско-моравской области), но сведения о них скудны.

Собственно славянские мифологические тексты не сохранились: религиозно-мифологическая целостность «язычества»
была разрушена в период христианизации славян.
Возможна лишь реконструкция основных элементов С. м. на базе вторичных письменных, фольклорных и вещественных источников.
(В. В. Иванов, В. Н. Топоров – здесь и далее)

Главный источник сведений по раннеславянской мифологии – средневековые хроники, анналы,
написанные посторонними наблюдателями на немецком или латинском языках (мифология балтийских славян)
и славянскими авторами (мифология польских и чешских племён), поучения против язычества («Слова»)
и летописи (мифология восточных славян).
Ценные сведения содержатся в сочинениях византийских писателей (начиная с Прокопия, 6 в.)
и географических описаниях средневековых арабских и европейских авторов.

Обширный материал по С. м. дают позднейшие фольклорные и этнографические собрания,
а также языковые данные (отдельные мотивы, мифологические персонажи и предметы).

Все эти данные относятся в основном к эпохам, следовавшим за праславянской,
и содержат лишь отдельные фрагменты общеславянской мифологии.

Еще про Тора:  Азбука описание

Хронологически совпадают с праславянским периодом данные археологии по ритуалам, святилищам
(храмы балтийских славян в Арконе, Перынь под Новгородом и др.), отдельные изображения (Збручский идол и др.).

Особого рода источник для реконструкции С. м. – сравнительно-историческое сопоставление
с другими индоевропейскими мифологическими системами, в первую очередь с мифологией балтийских племён,
отличающейся особой архаичностью (см. Балтийская мифология).
Это сопоставление позволяет выявить индоевропейские истоки С. м. и целого ряда её персонажей с их именами и атрибутами,
в т. ч. основного мифа С. м. о поединке бога грозы с его демоническим противником (см. Перун, Индоевропейская мифология).

Индоевропейские параллели позволяют отделить архаические элементы от позднейших инноваций,
влияний иранской, германской и других евразийских мифологий, позднее – христианства, заметно трансформировавших С. м.

Уровни славянской мифологии и их соотношение с Мировым деревом

По функциям мифологических персонажей, по характеру их связей с коллективом, по степени индивидуализированного воплощения,
по особенностям их временных характеристик и по степени их актуальности для человека внутри С. м. можно выделить несколько уровней.

Кроме названных богов в него могли входить те божества, чьи имена известны хотя бы в двух разных славянских традициях.
Таковы древнерусский Сварог (применительно к огню – Сварожич, т. е. сын Сварога),
Zuarasiz у балтийских славян (ср. чеш. и словац. raroz, «сушняк», и румынск. sfarog, «высушенное»,
позволяющее предполагать южнославянскую форму этого имени).
Другой пример – древнерусский Дажьбог и южнославянский Дабог (в сербском фольклоре).

Несколько сложнее обстоит дело с названиями типа древнерусских Ярила
и Яровит (лат. Gerovitus) у балтийских славян,
так как в основе этих имён – старые эпитеты соответствующих божеств.
Подобные эпитетообразные наименования, по-видимому, соотносились также с богами праславянского пантеона
(например. Мать сыра земля и другие женские божества).

К более низкому уровню могли относиться божества, связанные с хозяйственными циклами и сезонными обрядами,
а также боги, воплощавшие целостность замкнутых небольших коллективов: Род, Чур у восточных славян и т. п.
Возможно, что к этому уровню относилось и большинство женских божеств, обнаруживающих близкие связи с коллективом (Мокошь и др.),
иногда менее антропоморфных, чем боги высшего уровня.

Элементы следующего уровня характеризуются наибольшей абстрагированностыо функций,
что позволяет иногда рассматривать их как персонификацию членов основных противопоставлений;
например, Доля, Лихо, Правда, Кривда, Смерть, или соответствующих специализированных функций,
например Суд. С обозначением доли, удачи, счастья, вероятно, было связано и общеславянское бог:
ср. богатый (имеющий бога, долю) – убогий (не имеющий доли, бога), укр. небог, небога – несчастный, нищий.
Слово «бог» входило в имена различных божеств – Дажьбог, Чернобог и др.

Славянские данные и свидетельства других наиболее архаичных индоевропейских мифологий
позволяют видеть в этих наименованиях отражение древнего слоя мифологических представлений праславян.
Многие из этих персонажей выступают в сказочных повествованиях в соответствии со временем бытования сказки
и даже с конкретными жизненными ситуациями (напр., Горе-Злосчастье).

С началом мифологизированной исторической традиции связываются герои мифологического эпоса.
Они известны лишь по данным отдельных славянских традиций: таковы генеалогические герои
Кий, Щек, Хорив у восточных славян, Чех, Лях и Крак у западных славян и др.
Тем не менее и для праславянской мифологии правдоподобна реконструкция уровня генеалогических героев.
Более древние истоки угадываются в персонажах, выступающих как противники этих героев,
например в чудовищах змееобразной природы, поздними вариантами которых можно считать Соловья-Разбойника, Рарога-Рарашека.
Возможен праславянский характер мифологического сюжета о князе-оборотне, от рождения наделённом знаком волшебной власти
(сербский эпос о Вуке Огненном Змее и восточнославянский эпос о Всеславе).

Сказочные персонажи – по-видимому, участники ритуала в их мифологизированном обличье и предводители тех классов существ,
которые сами принадлежат к низшему уровню: таковы баба-яга, кощей, чудо-юдо, лесной царь, водяной царь, морской царь.

К низшей мифологии относятся разные классы неиндивидуализированной (часто и неантропоморфной)
нечисти, духов, животных, связанных со всем мифологическим пространством от дома до леса, болота и т. п.:
домовые, лешие, водяные, русалки, вилы, лихорадки, мары, моры, кикиморы, судички у западных славян; из животных – медведь, волк.

Человек в его мифологизированной ипостаси соотносится со всеми предыдущими уровнями С. м., особенно в ритуалах: ср. Полазник.
Праславянское понятие души, духа (см. также Душа) выделяет человека среди других существ (в частности, животных)
и имеет глубокие индоевропейские корни.

Универсальным образом, синтезирующим все описанные выше отношения, является у славян (и у многих других народов) древо мировое.
В этой функции в славянских фольклорных текстах обычно выступают Вырий, райское дерево, берёза, явор, дуб, сосна, рябина, яблоня.
К трём основным частям мирового дерева приурочены разные животные:
к ветвям и вершине – птицы (сокол, соловей, птицы мифологического характера, Див и т. п.),
а также солнце и луна; к стволу – пчёлы, к корням – хтонические животные (змеи, бобры и т. п.).
Всё дерево в целом может сопоставляться с человеком, особенно с женщиной:
ср. изображение дерева или женщины между двумя всадниками, птицами и т. п. композиции севернорусских вышивок.

С помощью мирового дерева моделируется тройная вертикальная структура мира – три царства:
небо, земля и преисподняя, четверичная горизонтальная структура (север, запад, юг, восток, ср. соответствующие четыре ветра),
жизнь и смерть (зелёное, цветущее дерево и сухое дерево, дерево в календарных обрядах) и т. п.

Двоичные и другие противопоставления в славянской мифологии

Мир описывался системой основных содержательных двоичных противопоставлений (бинарных оппозиций),
определявших пространственные, временные, социальные и т. п. его характеристики.
Дуалистический принцип противопоставления благоприятного – неблагоприятного для коллектива реализовался иногда
в мифологических персонажах, наделённых положительными или отрицательными функциями, или в персонифицированных членах оппозиций.

Таковы: счастье (доля) – несчастье (недоля).
Праславянское обозначение положительного члена этой оппозиции имело смысл «хорошая часть (доля)».
Ритуал гадания – выбора между долей и недолей
у балтийских славян связан с противопоставлением Белобога и Чернобога –
ср. персонификации доброй доли и злой доли (см. Доля), лиха, горя, злосчастия, встречи и невстречи в славянском фольклоре.

Чёт – нечет – наиболее абстрактное и формализованное выражение всей серии противопоставлений, элемент метаописания всей славянской мифологии.
Оно предполагает вычленение благоприятных чётных и неблагоприятных нечётных чисел, например дней недели:
четверг связан с Перуном,
пятница – с Мокошью, вторник – с Праве
(ср. также такие персонификации, как Святой Понедельник, Святая Среда, Святая Пятница).

Целостные числовые структуры в мифологической системы славян –
троичная (три уровня мирового дерева, бог Триглав, ср. роль числа три в фольклоре),
четверичная (четырёхголовый Збручский идол, возможное объединение в одно божество
четырёх персонажей мифологии балтийских славян – Яровит, Руевит, Поревит, Поренут и т. д.),
седмиричная (семь богов древнерусского пантеона, может быть древнерусский Семаргл),
девятиричная и двенадцатиричная (двенадцать как завершение ряда 3-4-7).

Несчастливые нечётные числа, половина, дефектность характеризуют отрицательные понятия и персонажи,
например число тринадцать, лихо одноглазое.

Противопоставление правый – левый лежит в основе древнего мифологизированного права (право, правда, справедливость, правильный и т. п.),
гаданий, ритуалов, примет и отражено в персонифицированных образах Правды на небе и Кривды на земле.

Противопоставление мужской – женский соотносится с оппозицией правый – левый в свадебных и похоронных ритуалах
(где женщины оказываются слева от мужчин). Существенно различие мужских и женских мифологических персонажей
по функциям, значимости и количеству: малочисленность женских персонажей в пантеоне,
соотношения типа Див – дивы. Род – рожаницы. Суд – суденицы.
Особенно значительна роль женского начала в магии, колдовстве.

Оппозиция верх – низ в космическом плане трактуется как противопоставление неба и земли,
вершины и корней мирового дерева, разных царств, воплощаемых Триглавом,
в ритуальном плане реализуется в расположении святилищ Перуна на холме и Белеса в низине.

Противопоставление небо – земля (подземное царство) воплощено в приурочении божества к небу, человека к земле.
Представления об «отмыкании» неба и земли святым Юрием, богородицей, жаворонком или другим персонажем,
создающем благоприятный контакт между небом и землёй, связаны у славян с началом весны.
Мать сыра земля – постоянный эпитет высшего женского божества.
В преисподней пребывают существа, связанные со смертью (например, русалочки-земляночки), и сами покойники.

Противопоставления юг – север, восток – запад в космическом плане описывают пространственную структуру по отношению к солнцу,
в ритуальном плане – структуру святилищ, ориентированных по сторонам света, и правила поведения в обрядах;
ср. также четыре мифологизированных ветра (иногда персонифицированных – Ветер, Вихорь и т. п.), соотнесённых со сторонами света.

В противопоставлении суша – море особое значение имеет море – местопребывание многочисленных отрицательных,
преимущественно женских, персонажей; жилище смерти, болезней, куда их отсылают в заговорах.
Его воплощения – море, океан-море, морской царь и его двенадцать дочерей, двенадцать лихорадок и т. п.
Положительный аспект воплощается в мотивах прихода весны и солнца из-за моря.
На указанное противопоставление наслаивается другое: сухой – мокрый
(ср. позднее – Илья Сухой и Мокрый, Никола Сухой и Мокрый, сочетание этих признаков в Перуне. боге молнии – огня и дождя).

Мифологическими воплощениями противопоставления день – ночь являются
ночницы, полуночницы и полуденницы, Зори – утренняя, полуденная, вечерняя, полуночная.
Конь Свентовита днём – белый, ночью – забрызганный грязью.

В противопоставлении весна – зима особое значение имеет Весна, связанная с мифологическими персонажами, воплощающими плодородие, –
Ярилой, Костромой, Мореной и т. д., а также с обрядами похорон зимы и отмыкания весны, с растительными и зооморфными символами.

Противопоставление солнце – луна воплощается в мифологическом мотиве брачных отношений Солнца и Месяца.
Солнечные божества – Сварог, Дажьбог, Хоре и др.
Один из наиболее древних общеславянских образов – образ колеса-солнца;
ср. также образ солнца на вершине мирового дерева и каравай-солнце.

Противопоставление белый – чёрный известно и в других вариантах: светлый – тёмный, красный – чёрный.
Его воплощение в пантеоне – Белобог и Чернобог; в гаданиях, ритуалах, приметах
белый цвет соотносится с положительным началом, чёрный – с отрицательным (ср. различение белой и чёрной магии).

Противопоставление близкий – далёкий в С. м. указывает на структуру пространства (по горизонтали) и времени:
ср. «свой дом» – «тридевятое царство» в русских сказках, образы пути-дороги, моста, дали, давние и новые времена.
Дом – лес – конкретный вариант противопоставления близкий – далёкий и реализация оппозиции свой – чужой;
воплощается в образах человека и зверя (напр., медведя), домового и других духов, связанных с различными частями дома и двора, лешего и т. п.

Противопоставление старый – молодой подчёркивает различие между зрелостью, максимумом производительных сил и дряхлостью –
ср. мифологические пары юноши и старика с плешью в весенних и осенних обрядах, Бадняка и Божича.
Особую роль в С. м. играли образы старухи-ведьмы типа бабы-яги и плешивого старика, деда и т. п.
С противопоставлением старый – молодой связаны оппозиция предки – потомки и ритуалы поминовения предков, «дедов»,
а также оппозиции старший – младший, главный – неглавный (ср. роль младшего брата в славянском фольклоре и т. п.).

Противопоставление священный – мирской отличает сферу сакрального, наделённую особой силой
(ср. корень «свят-», в частности в мифологических именах типа Свентовит, Святогор), от сферы бытовой профанической, лишённой этой силы.
Описанный набор элементов С. м. (как основных противопоставлений, так и мифологических персонажей)
может реализоваться в текстах разного рода – эпосе, сказках, заговорах, отдельных речениях, относящихся к приметам, проклятиям, и т. п.
Такие обряды, как хождение с козой, гонение змей, заклание ильинского быка, коровья смерть, сожжение скота,
завивание бороды (Велесу, Николе или Илье), вызывание дождя, окликание звезды, юрьевские и купальские праздники,
позволяют восстановить многие мифологические мотивы и установить связь мифов с обрядами, в которых также реализуются эти мотивы.

Древнеславянские обрядовые праздники

Для праславянского периода восстанавливаются многочисленные празднества, в частности карнавального типа (ср. Карнавал),
связанные с определёнными сезонами и поминанием мёртвых. Совпадение ряда характерных деталей (участие ряженых, фарсовые похороны)
наряду с типологическим объяснением делает возможным (в соответствии с гипотезой В. Пизани)
возведение этих славянских празднеств к календарным обрядам ряженья и т. п., реконструируемых для общеиндоевропейского периода Ж. Дюмезилем.
Уже раннесредневековые латинские источники описывают фарсовые обряды (в том числе и поминальные)
как у западных славян (Козьма Пражский и др.),
так и у южных (в 13 в. Димитрий Болгарский описывает русалии и производимые по их случаю театрализованные действа
и танцы, характеризуемые как непристойные).

В неофициальной народной культуре эти обряды сохраняются до 19-20 вв. во всех славянских традициях:
ср. смеховые похороны мифологических существ типа Костромы, Масленицы, Ярилы, Мары и др. у восточных славян
(где в сезонных обрядах участвуют и зооморфные символы типа «коровьей смерти»),
у чехов (обряд umrlec, моравские весенние обряды на Смертной неделе, когда выносилось чучело Smrtna nedela
с исполнением песен, дословно совпадающих с восточнославянскими),
у болгар (русалии, Герман и др.).

Восточнославянская мифологическая система

Позднепраславянская мифологическая система эпохи раннегосударственных образований наиболее полно представлена
восточнославянской мифологией и мифологией балтийских славян.

Ранние сведения о восточнославянской мифологии восходят к летописным источникам.
Согласно «Повести временных лет», князь Владимир Святославич совершил попытку создать в 980 г. общегосударственный языческий пантеон.
В Киеве на холме вне княжеского теремного двора были поставлены идолы богов Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла (Семаргла) и Мокоши.
Главными божествами пантеона были громовержец Перун и «скотий бог» Велес (Волос),
противостоящие друг другу топографически (идол Перуна на холме, идол Велеса – внизу, возможно, на киевском Подоле),
вероятно, по социальной функции (Перун – бог княжеской дружины, Велес – всей остальной Руси).
Единственный женский персонаж киевского пантеона – Мокошь – связан с характерными женскими занятиями (особенно с прядением).
Другие боги этого пантеона известны меньше, но все они имеют отношение к наиболее общим природным функциям:
Стрибог, видимо, был связан с ветрами,
Дажьбог и Хорс – с солнцем,
Сварог – с огнём.
Менее ясен последний бог пантеона Семаргл:
некоторые исследователи считают этот персонаж заимствованным из
иранской мифологии (см. Симург);
другие трактуют его как персонаж, объединяющий все семь богов пантеона.

Связи между богами внутри пантеона и их иерархия выявляются при анализе закономерностей перечисления богов в летописных списках:
обнаруживается связь Перуна с Велесом, Стрибога с Дажьбогом и Сварогом, периферийное место Семаргла или Мокоши и т. п.

Принятие Владимиром христианства в 988 г. повлекло за собой уничтожение идолов и запрет языческой религии и её обрядов.
Тем не менее языческие пережитки сохранялись.
Помимо богов, входивших в пантеон, известны и другие мифологические персонажи, о которых обычно сообщают более поздние источники.
Одни из них тесно связаны с семейно-родовым культом (Род) или с
сезонными обрядами (Ярила, Купала, Кострома),
другие известны из менее надёжных источников (Троян, Переплут),
третьи вообще являются созданиями т. н. «кабинетной мифологии».

Западнославянская мифологическая система

Западнославянская мифология известна по нескольким локальным вариантам, относящимся к балтийским славянам, чешским и польским племенам.
Наиболее подробны сведения о богах балтийских славян, но и они разрозненны;
речь идёт об отдельных божествах, связанных обычно с локальными культами. Возможно,
что вся совокупность мифологических персонажей высшего уровня у балтийских славян не была объединена в пантеон
(в отличие от восточных славян).
Зато относительно богаты сведения западноевропейских хроник о культе богов,
чётко пространственное приурочение их (описания культовых центров, храмов, идолов, жрецов, жертвоприношений, гаданий и т. п.).
Языческая традиция у балтийских славян была прервана насильственной христианизацией,
поэтому не сохранились источники, которые отражали бы продолжение старых верований.

Из богов балтийских славян особенно известны:
Свентовит, характеризующийся как «первый, или высший из богов», как «бог богов»; он связан с войной и с победами и, кроме того, с гаданиями;
Триглав, однажды названный «высшим богом»: как и у Свентовита, его атрибутом был конь, принимавший участие в гаданиях;
идол Триглава имел три головы или же находился на главном из трёх холмов, как в Щецине.
Сварожич-Радгост почитался главным богом в своих культовых центрах, в частности в Ретре,
и был связан, видимо, с военной функцией и гаданиями.

Яровит отождествлялся с Марсом и почитался вместе с тем как бог плодородия.
Руевит был также связан с войной (почитался, в частности, в Коренице).
Поревит изображался без оружия и имел пятиглавого идола;
идол Поренута имел четыре лица и пятое на груди.

Чернобог характеризовался как бог, приносящий несчастье (наличие этого имени и таких топонимов,
как Чёрный бог и Белый бог у лужицких сербов, позволяет предполагать, что некогда существовал и Белобог);

Прове – бог, связанный со священными дубами, дубровами, лесами;
Припегала – божество приапического типа (см. Приап), связанное с оргиями;
Подага – божество, имевшее храм, и идол в Плуне;
Жива – женское божество, связанное с жизненными силами.

Как видно из перечня, некоторые боги, наделённые одинаковыми функциями и сходные по описанию, носят разные имена:
не исключено, что их следует трактовать как локальные варианты одного и того же праславянского божества.
Так, есть основания предполагать, что Свентовит, Триглав, может быть, Радгост восходят к образу Перуна.
Вместе с тем, учитывая ярко выраженную многоголовость богов у балтийских славян,
можно думать, что некоторые божества объединяются в одногрупповое божество,
разные ипостаси которого отражают различные степени производительной силы (напр., Яровит, Руевит, Поревит, Поренут).
Наконец, вероятны и случаи резко выраженных противопоставлений: Белобог – Чернобог.

Единственный источник сведений о польских богах – «История Польши» Я. Длугоша (3-я четверть 15 в.),
где перечисляются несколько теофорных имён, сопровождаемых соответствиями из римской мифологии:
Yesza – Юпитер, Lyada – Марс, Dzydzilelya – Венера, Nya – Плутон, Dzewana – Диана, Marzyana – Церера,
Pogoda – соразмерность, в частности временная (Temperies), Zywye – Жизнь (Vita).
А. Брюкнер, проанализировавший эти польские названия, указал, что многое в списке Длугоша
является созданием хрониста и не имеет корней в древней славянской мифологии.
Таковы Lyada и Dzydzilelya, чьи имена восходят к песенным рефренам, и т. п.;
другие имена принадлежат персонажам низших мифологических уровней;
третьи созданы стремлением найти соответствие римскому божеству.
Однако есть основания полагать, что, несмотря на многие неточности и вымысел, список Длугоша отражает мифологическую реальность.
Прежде всего это относится к Nya (имя, видимо, того же корня, что и русское «навь», «смерть»),
Dzewana (ср. польск. dziewa, «дева», «девственница») и особенно Marzyana, мифологическим персонажам, выступавшим в сезонных обрядах.
Pogoda и Zywye также заслуживают внимания, особенно если учесть, что им не приведены римские мифологические соответствия.
Ряд этих персонажей имеет достаточно надёжные соответствия за пределами польской мифологической традиции.

Следующие за Длугошем авторы повторяют его список, а иногда и увеличивают его за счёт новых божеств,
надёжность имён которых, однако, невелика (напр., Лель, Полель и Погвизд у Маковского, Похвист у Кромера).
Чешские (и тем более словацкие) данные об именах богов столь же разрозненны и нуждаются в критическом отношении.
Есть основания считать, что в этой традиции некогда присутствовали мифологические персонажи, продолжающие образы Перуна и Велеса:
ср., с одной стороны, чеш. Perun и словац. Parom (в частности, в проклятиях, где в других традициях фигурирует имя Перуна)
и, с другой стороны, упоминание демона Veles у писателя 15 в. Ткадлечека в триаде «чёрт – Велес – змей»
или выражение «за море, к Велесу» в переводе Иисуса Сираха (1561) и др.

Некоторые из мифологических имён, встречающиеся в глоссах к старочешскому памятнику «Mater verborum»,
совпадают с именами из списка Длугоша: Devana (лат. Диана), Моrаnа (Геката), Lada (Венера),
а также Zizlila в одном из поздних источников (ср. Dzydzilelya у Длугоша).
С именами Прове, Поревит у балтийских славян, вероятно, связано имя мифологического персонажа Porvata, отождествляемого с Прозерпиной.
Неплах из Опатовиц (16 в.) упоминает идола Zeiu (ср. Zeion более поздних источников),
чьё имя, возможно, связано с зеленью, с культом растительности (ср. старочеш. zeie, «трава»);
ср. также божество Jeseu (чеш. jesen, «осень»), отождествляемое с Исидой.

Гаек из Либочан (16 в.) сообщает ещё ряд мифологических имён (Klimba, Krosina, Krasatina и др.;
ср. Krasopani – старочешское название мифологического существа, возможно, эпитет. богини – «Прекрасная госпожа»,
сопоставимый с названием морской царевны и матери солнца в словацких сказках), которые считаются недостоверными или вымышленными.

Тем не менее, даже столь незначительные остатки дают косвенные представления о некоторых аспектах западнославянской мифологии.
Разрушение старой мифологической системы шло по нескольким направлениям:
одно из них – переход мифологического персонажа с высших уровней на низшие, из круга положительных персонажей в круг отрицательных,
что произошло, видимо, с таким мифологическим существом, известным по чешскому и словацкому фольклору, как Рарог, Рарах, Рарашек.

Южнославянская мифологическая система

Введение христианства в славянских землях (с 9 в.) положило конец официальному существованию С. м., сильно разрушив её высшие уровни,
персонажи которых стали рассматриваться как отрицательные, если только не были отождествлены с христианскими святыми,
как Перун – со святым Ильёй, Велес – со святым Власием, Ярила – со святым Юрием (Георгием) и т. д.

Низшие же уровни С. м., как и система общих противопоставлений, оказались гораздо более устойчивыми
и создавали сложные сочетания с господствующей христианской религией (т. н. «двоеверие»).

Сохранилась прежде всего демонология:
вера в лешего (белорус, лешук, пущевик; польск. duch lesny, borowy, укр. лисовик, чеш. lesnoj pan и др.),
водяного (польск. topielec, wodnik, чеш. vodnik).
У южных славян бытовал сложный мифологический образ вилы (серб.), болг. самовила, самодива, – горных, водяных и воздушных духов.
Общеславянский полевой злой дух – полудница, у восточных славян – полевик и др.
Многочисленные мифологические образы связывались (особенно у восточных славян) с домашним хозяйством:
рус. домовой (с эвфемистическими заменами этого названия: дедко, дедушко, доброхот, доброжил, суседко, хозяин, он, сам и др.),
укр. хатний дiдко, белорус, хатник, господар, польск. skrzat, чеш. sk?itek, ak?at, k?at.
Ср. также духов отдельных дворовых построек – банника, овинника и др.

Двойственным было отношение к духам умерших:
с одной стороны, почитались покровители семьи – деды, родители, умершие естественной смертью,
с другой – считались опасными мертвяки (заложные), умершие преждевременной или насильственной смертью, самоубийцы, утопленники и т. п.
К числу предков-покровителей относился Чур, к враждебным мертвецам – упыри, мавки.

Сохранялась вера в многочисленных злых духов – злыдней, мару, кикимору, анчутку, нячистиков у белорусов (шешки, цмоки и др.).
Болезни олицетворялись с подчёркиванием отдельных их симптомов: Трясея, Огнея, Ледея, Хрипуша и др.
(характерны представления о двенадцати лихорадках в русских заговорах, находящие параллели в других индоевропейских традициях).
Вместе с тем древние традиции находили отражение в целом ряде таких памятников, в которых при использовании некоторых терминов
и ключевых понятий христианской мифологии представлен и комплекс основных категорий С. м.

Одним из наиболее характерных жанров у восточных славян являются духовные стихи,
по форме и музыкальному исполнению продолжающие общеславянскую традицию пения эпических песен
и сюжеты славянской мифологии.
Так, в древнерусской «Голубиной книге» содержатся представления о соотношении человека и вселенной, микро- и макрокосма,
соответствующие ведийскому гимну о Пуруше и восходящие к общему с ним индоевропейскому мифу о творении мира из тела человека.
К индоевропейским истокам восходит и сюжет спора Правды и Кривды.

У западных славян к числу текстов, продолжающих архаичные карнавальные традиции,
относились мистериальные фарсы с мифологическими персонажами типа восточнославянского Ярилы,
ср. старочешскую мистерию «Unguentarius» (13 в.) с сексуальными мотивами в обыгрывании идеи смерти, с смехом над смертью.

Христианство у славян в значительной степени усвоило старый мифологический словарь и обрядовые формулы,
восходящие ещё к индоевропейским источникам: ср. такие наименования, как
«бог», «спас», «святой», «пророк», «молитва», «жертва», «крест», «(вос)кресити», «обряд», «треба», «чудо» и т. п.

Духи гибели в мифологических представлениях славян

Существо, которое считалось нечистой, злой силой, так же как и повальные болезни, быстро приближающие человека к его кончине.
В солнечном свете и разливаемой им теплоте славяне видели источник всякой земной жизни;
удаление этого света и теплоты и приближение нечистой силы мрака и холода убивает и жизнь, и красоту природы.

Если идея смерти сближалась в доисторическую эпоху с понятием о ночном мраке, то так же естественно было сблизить ее и с понятием о сне.
Сон неразделим со временем ночи, а заснувший напоминает умершего. Подобно мертвецу, он смежает свои очи и делается недоступным внешним впечатлениям.
В современном языке вечный сон остается метафорическим названием смерти; наоборот, сон летаргический слывет в простонародье обмиранием,
во время которого, по рассказам поселян, душа оставляет тело, странствует на том свете, видит рай и ад и узнает будущую судьбу людей.

Животные, впадающие в зимнюю спячку, по общепринятому выражению, замирают на зиму.

И Сон, и Смерть были признаваемы славянами за живые мифические существа.

Вооруженная в ратные доспехи, Смерть вступает в битву с человеком, борется с ним, сваливает его с ног и подчиняет своей власти;
судороги умирающего суть последние знаки его отчаянного сопротивления.

Усопшие следуют за нею, как пленники за своим победителем — опутанные крепкими веревками и цепями.

Согласно с злобным демоническим характером Смерти, на которую (по пословице), как на солнце,
во все глаза не взглянешь и от которой нельзя ни откупиться, ни отмолиться,
она олицетворялась в образе страшилища, соединяющего в себе подобия человеческое и звериное,
или сухим, костлявым человеческим скелетом с оскаленными зубами и провалившимся носом, почему народ называет ее курносою.

Смерть рисуется также в виде скелета, с косою в руках.

Коровью Смерть крестьяне наши представляют безобразною, тощею старухою, в белом саване, и дают ей грабли:
Смерть косит и загребает человеческие жизни, как коса и грабли — полевую траву; жнет род человеческий, как серп — колосья.

Она как бы вынимает незримую пилу и, потирая ею по костям и становым жилам, расслабляет человека — и он падает, словно подпиленное дерево;
наконец Смерть, работая заступом, роет людям свежие могилы.

Волшебные предметы славянских поверий

Эти предметы употребляют в своей магии
добрые и злые чародеи,
мастера-волшебники
и обычные люди для гаданий.

Славянские Боги мира Яви

В мире Яви тоже живут славянские Боги! Прежде всего, стихийные Боги: Агидель, Богиня Воды; Семаргл, Бог Огня; Стрибог, Бог Ветра, его дети и внуки, например, теплый ветерок Догода; Мать Сыра Земля, одна из самых почитаемых славянских Богинь.

Есть и другие славянские Боги, которые чаще всех появляются в мире Яви. Бог Солнца Хорс и его сестра Дивия, Богиня Луны. Тара – славянская Богиня Путеводной Звезды (Полярной звезды), это её яркий свет в старину не давал путникам сбиться с дороги. Часто видим в Яви молнии Перуна и богатые дожди, которые посылает его супруга Дива-Додола.

Какой солярный символ подходит тебе?

Славяне издревле почитали солнце. Солнечный свет дарил жизнь всему на земле, согревал после долгой зимы и прогонял тьму. Всюду подле себя человек видел напоминания о живой, солнечной силе!

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Хорса «Огнивец»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Богини Дивии «Лунница»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Дыя «Богатство оберег»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Святогора «Боговник»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Стрибога «Птица оберег»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Семаргла «Рарог»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Перуна «Громовник»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Богини Дивы-Додолы «Перуница»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Ярило «Яровик»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Даждьбога «Прямой крест»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Богини Тары «Вайга»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Догоды «Враток»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Богини Агидель «Хляби небесные»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Авсеня «Таусень»

Злые божества славян и славянские боги

Знак Бога Купало «Цвет папоротника»

Языческие олицетворения болезней и эпидемий у праславян

По суеверным представлениям, напускная болезнь.
Силою чародейного слова нечистый дух заклинается на чье-нибудь имя; быстро летит он на крыльях ветра, и первый встречный,
кто носит означенное имя, делается его жертвою. Иногда наговаривают икоту на камни или насекомых,
и тот, кто запнется о такой камень или проглотит летучую мошку, подвергается истязаниям злого демона.

Лихорадки (12 лихорадок)

Название этих злых существ происходит от слов «лихо радеть», то есть действовать в чей-нибудь вред, заботиться о ком-ни будь, с злобным намерением, с лихостью;
другие общеупотребительные названия: лиходейка, лихоманка («манья» — привидение, «манить» — лгать, обманывать).
Лихорадок — девять (или двенадцать) крылатых сестер, дочерей царя Ирода;
они обитают в мрачных подземельях ада и представляются злыми и безобразными девами, чахлыми, заморенными,
чувствующими всегдашний голод, иногда даже слепыми и безрукими.
Одна из них — старшая — повелевает своими сестрами и посылает их на землю мучить людской род:
«Тело жечь и знобить, белы кости крушить».
2 (15) января Мороз или Зима выгоняет их, вместе с нечистою силою, из ада, и лихорадки ищут себе пристанища по теплым избам и нападают на несчастных;
на заре этого дня предусмотрительные старушки омывают наговоренною водою притолоку у дверей, дабы заградить вход в избу незваным гостьям.
Поверье это условливается теми простудами и ознобами, которые так обыкновенны в холодную пору зимы.
Напротив, о весенних болезнях думают, что они запираются на зиму в снежные горы и сидят там до начала оттепелей;
когда же солнце сгонит снег и отогреет землю, они, вслед за вешними испарениями, разбегаются по белому свету —
тощие, заморенные — и с жадностью бросаются на неосторожных.
Уже с 25 февраля опасно предаваться сну с раннего вечера: можно наспать лихорадку.
Подобно Смерти и владыке демонов (сатане), лихорадки сидят в под земных вертепах, заключенные в цепи,
и вылетают мучить народ только тогда, когда будут сняты с них эти железные оковы.

Старшая и злейшая из сестер-лихорадок при кована к железному стулу двенадцатью цепями и в правой руке держит косу, как сама Смерть;
если она сорвется с цепей и овладеет человеком, то он непременно умрет.

Сбрасывая с себя оковы, лихорадки прилетают на землю, вселяются в людей, начина ют их трясти, расслаблять их суставы и ломить кости.

Измучив одного, лихорадка переходит в другого; при полете своем она целует избранные жертвы, и от прикосновения ее уст человек немедленно заболевает;
кому обмечет болезнь губы, о том говорят, что его поцеловала лихоманка.

Имена сестер-лихорадок сами говорят о том, каким мукам каждая из них обрекает человека.
Вот эти названия:
1) Трясея (Трясавица) — «трясти».
2) Огнея, или Огненная — то есть она производит внутренний жар.
3) Ледея, или Озноба (Знобея, Знобуха) знобит род человеческий, и кого она мучит, тот не может и в печи согреться.
4) Гнетея — она ложится у человека на ребра, гнетет его утробу, лишает аппетита и производит рвоту.
5) Грудица — ложится на груди, у сердца, и причиняет хрипоту и харканье.
6) Глухея — налегает на голову, ломит ее и закладывает уши, отчего больной глохнет.
7) Ломея, или Костоломка, ломает кости и спину.
8) Пухнея — пускает по всему телу отек (опухоль).
9) Желтея — эта желтит человека.
10) Коркуша, или Корчея — ручные и ножные жилы сводит, то есть корчит.
11) Лядея — не дает спать больному (не позволяет ему сомкнуть очи, откуда объясняется и данное ей имя);
вместе с нею приступают к человеку бесы и сводят его с ума.
12) Невея (мертвящая) — всем лихорадкам сестра старейшая, она всех проклятее, и если вселится в человека — он уже не избегнет смерти.

Поветрие

Болезнь оспа, представлявшаяся в виде чудища, уносившая очень много народа, когда приходила эпидемия этой жестокой болезни,
распространявшаяся так быстро, как по злому ветру. Где ни повеет чудище своим красным платком,
там умирает все живое. Поветрие разъезжает в летучей колеснице, запряженной привидениями-страшилищами,
которые ей одалживает Морена, богиня погибели, или сама Смерть.

Чума

Болезнь, против которой не было спасения никому. Представлялась огромной женщиной, в белой одежде (в саване), с растрепанными волосами.
Она не оставляла в живых никого, кто попадался ей на пути.
Не было силы остановить ее ни у кого: ни у человека, ни у животных, ни у самой природы.
Приближаясь к городу или деревне, она точит свои стрелы, и кому случится выйти на ту пору в поле — в того и стреляет, а затем уже входит в самое село или город.
Оттого первые заболевающие страшным недугом бывают приезжие или странники.
Чума может оборачиваться кошкою, лошадью, коровою, птицею и клубком пряжи; где она покажется — там начинают выть собаки,
туда прилетает ворона или филин, и, садясь на кровлю, криком своим предвещает беду.

Уверяют, что во время чумы петухи хрипнут и замолкают, а собаки теряют способность лаять, а только ворчат и с визгом бросаются на ужасную гостью.
Петуший крик и колокольный звон признаны были за целебное средство против болезней.

По на родному убеждению, собака одарена чрезвычайно тонким чутьем и острым зрением;
она узнает присутствие нечистых духов, чует приближение Чумы и Смерти и кидается на них, как верный страж домохозяина и его семьи.
Когда собака воет — это считается знаком, что она видит Смерть.
Отсюда возникли поверья, что Чума боится собак, что у петухов она отымает голос и вырывает хвосты и что там,
где владычествует нечистая сила смерти — зараза, уже не раздается ни петушиный крик, ни собачий лай.

Моровая дева

В названии этого злого существа слышится корень «мор». Это обозначение всякой повальной болезни.
Показываясь в деревне, оно обходит дома, просовывает руку в окно или дверь и машет красным плат ком, навевая на хозяев и домочадцев смертельную заразу.

При появлении Моровой девы жители запираются в своих избах, не открывают ни окон, ни дверей,
и только совершенный недостаток припасов и голод заставляют их нарушать эту предосторожность.

Моровая язва. Образ, сходный с образом Моровой девы. Представлялась зловещей женщиной огромного роста (иногда на ходулях), с распущенными косами и в белой одежде.
Она разъезжает по свету в повозке или заставляет какого-нибудь человека носить себя по городам и селам;
своею костлявою рукою она веет на все на четыре стороны кровавым или огненным платком — и вслед за взмахом ее платка все кругом вымирает.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *